Пару слов о «Пережившем человечество».
Первое, на что обращаешь внимание при прочтении – тон повествования, который многие считают совершенно не привычным для пера Говарда Филлипса, хотя подобный вектор отклонения от изначально поставленных им целей(ввергнуть читателя в первобытный ужас, преподнеся на рассмотрение цепочку конкретных событий, последовательное наступление которых и станет причиной эмоционального всплеска) уже наблюдался в ранних произведениях его авторства. Примером может послужить «Ползучий хаос»(в другой вариации перевода – «Хаос наступающий»), который так же пугал невероятным размахом, и сама идея была в некотором роде схожей: показать исчезновение Земли, а точнее – масштабные события, устрашающие последствия которых поспособствуют дальнейшему угасанию рода человеческого на поверхности этой планеты. Поэтому, чтобы подчеркнуть правоту по поводу отклонения мистера Лавкрафта от привычного для него направления в творчестве, необходимо сказать о жанровой составляющей, ведь данное произведение стеснительно потирает на своей груди дешевый, наскоро слепленный и насильно прикрепленный ярлык, который ныне лепят подростковой, часто испачканной соплями и небрежно скрепленной скобами писанине – ярлык постапокалипсиса.
Причины такого резкого перехода от жанра лавкрафтовких ужасов его же отца к более лирической, укоризненной, или даже осуждающей форме описания истинного конца человека не известны как и неизвестно содержимое тех страниц биографии автора, которые описывают временной промежуток, охватывающий написание данного рассказа, что помогло бы точнее понять суть такого ярого презрения к роду столь «жалкому и преходящему». Даже логическое завершение последнего представителя этого рода, который лишь смирительно пытался удовлетворить основные потребности своего организма, показано столь жалким и нелепым образом, что «отчаяние» от осознания того, что данный эпизод символизирует завершение многовековой истории некогда бушующей и развивающейся цивилизации, придавливает несокрушимым валуном. Ни попытки кардинально изменить текущий, явно неблагоприятный, порядок вещей, ни сплоченность, ни даже признание существования нарастающей проблемы, а лишь безумие, распущенность и вседозволенность – вот, что действительно занимало умы людей, выжившие группы которых были лишь «пародией на некогда благородную расу». И это пугает более, чем описание грандиозного стигийского ужаса прямым текстом(как это обычно происходит в собственном жанре Лавкрафта), так как понимание того, что подобный исход, вводящий в ступор своим неописуемым размахом, возможен и на яву, ведь все предпосылки для этого имеются.
